– Не осмелюсь давать вам указания, – спокойно продолжал Гор, – хочу только в ваших интересах заметить, что контроль в этой области должен быть сейчас особенно строгим. Все–таки я не думаю, что Край со своим кораблем сумеют стать прозрачными.

– Ну что ж… Если верить вашим словам… – Чтобы сохранить лицо, Левински оставалось только переменить тему. – …В результате Край на своем корабле окажется полностью отрезанным от мира и неизбежно попадет в наши сети. Я вас правильно понял, инспектор?

– Именно так, господин Наследник. Вы смотрите в корень, – подсластил пилюлю Гор. Он прекрасно видел, что Левински сейчас очень напоминает скороварку: скрывает под маской сухой доброжелательности клокочущую внутри ярость. Гор вовсе не хотел, чтобы эта ярость переросла в ненависть. – Мне только осталось добавить, что модель ситуации создана на основе моих умозаключений, а при подключении соответствующих средств она может быть значительно усовершенствована.

– Хорошо, Гор. Можете идти. И оставьте ваш список моему секретарю.

Гор вышел из сауны, внутренне улыбаясь. Всего полчаса назад он всей душой ненавидел Края: инспектора бесили хитрость Края, его аналитический ум и безумная, какая–то мистическая удача. Суметь проскользнуть на космическую станцию, миновав сеть радаров! Тут действительно надо быть прозрачным, либо… Либо эта сеть и впрямь не настолько прочна, как утверждал Гарри Левински.

Но все обернулось так, что и эта дырявая сеть, и сама фантастическая удачливость Края сыграли Гору на руку: теперь у него будет нормальный коминс! А с ним в первую очередь возможность собирать и обмениваться информацией с внешним миром, и ни Левински, никто из его стукачей не в состоянии будут контролировать этот процесс!

Наследник покинул сауну вскоре вслед за Гором и направился в свой кабинет, где на пороге его уже поджидал начальник охраны Иванов, весь бледный, в мелкую красную точку. Иванов сидел, полностью игнорируя секретаря, уставясь перед собой сосредоточенным взглядом, но вскочил навстречу шефу.

– Ну заходи, коли пришел, – бросил Левински, почти не разжимая губ. При этом он почему–то опять вспомнил своего Бычару – черт возьми, а ведь его радовали появления преданного Ивана–богатыря!.. Независимо от того, находился ли Левински в благодушном настроении или же был зол, как вот сейчас. Он вдруг захотел, чтобы вместо этой пятнистой рожи в приемной, заполняя собою, как всегда, чуть ли не большую часть ее пространства, сидел Мягков. Кажется, впервые за всю свою карьеру – сначала нелегкую, а потом вдруг головокружительную – Левински искренне пожалел о подчиненном. Но Бычару не вернешь – он в отставке, и скорее всего психика наймита уже подверглась необратимым изменениям.

– Ваше высочество! – начал Иванов, даже не дождавшись, пока Наследник усядется в свое кресло и милостиво позволит ему говорить. – Вы совершаете ошибку, обеспечивая вчерашнего преступника личным коминсом! Только благодаря вам ему удалось избежать заключения, но уверяю вас, что он этого не ценит! Я уже говорил вам, что инспектор Гор затаился и только ждет возможности…

– Да как ты смеешь!!! – Наследник медленно и зловеще поднимался с кресла. – Критиковать мои распоряжения?.. Указывать мне?! Ты у меня, дебил, работаешь с коминсом, и где результаты твоей работы?! В подземельях на Ч33? Да если бы не ты, сволочь, аппарат бессмертия уже сейчас находился бы в моих руках!!! В эту самую минуту! Если бы не твои шашни!!! – Левински был уже не за столом, он приблизился к перепуганному Иванову и встряхивал его, схватив за грудки, а потом стал начищать Иванову морду.

Гору это зрелище наверняка бы понравилось. Не в добрый час наведался начальник охраны к Наследнику престола – Левински наконец нашел стрелочника.

Глава 31

Когда камера закрылась, в ней сразу появилась гравитация, несильная – думаю, в половину от нормы, однако от неожиданности все мои «пчелки» попадали на пол. И даже я упал. А когда поднимался, обратил в первую очередь внимание на то, что кругом царит полумрак.

Сразу проявились чисто бытовые неудобства – малая гравитация и слабый свет: на станции сейчас работали резервные источники питания, не способные обеспечить полную подачу энергии на все узлы и отдающие предпочтение основным – таким, например, как герметизация. Все это тоже играло нам на руку.

Следующие несколько минут, пока в камеру накачивался воздух, я потратил на повторение почти дословно своих первоначальных распоряжений: Ежу быть на подхвате, остальным не мешаться и слушаться. О том, что им лучше не отставать, я на сей раз даже не упомянул: отстанут – их проблемы, а мне только меньше головной боли.

На панели тускло вспыхнула зеленая лампочка, и дверь стала медленно отъезжать. Она открывалась автоматически, едва заканчивалась накачка в камеру воздуха. Вторая кнопка мне не понадобилась – ею закрывали шлюз при загрузке в него из станции.

Дожидаться, пока эта тормозная дверь откроется хотя бы наполовину, у меня не хватило терпения – я поднял стекло шлема и, держа наготове лучевик, осторожно высунулся. Огляделся, потом смело вышел и махнул своим – мол, заходите, будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях.

Это, видимо, была раздевалка – вернее, переодевалка для прогулок наружу. Запущенное помещение с рядами больших железных шкафов, где, как скоро выяснилось, хранились скафандры. Запущенность была понятна – нечасто людям приходилось выходить на поверхность станции, поскольку всю необходимую работу там выполняли роботы.

Я решил, что нам не стоит снимать скафандры, лучше будет остаться «в броне» – не так уж она тяжела при половинной силе тяжести, даже для наших слабаков. Я не собирался здесь задерживаться и после беглого осмотра направился к выходной двери. Как вдруг она стала отъезжать – тоже очень медленно, на наше счастье.

Особо раздумывать было некогда, в то же время я не хотел так сразу засвечиваться на станции и видел для этого реальную возможность. Я быстро погнал своих хануриков в самый дальний ряд, где еще при осмотре заметил распахнутые дверцы, и скомандовал:

– По шкафам!

Сам я забрался в крайний шкаф, где из щелей в дверце надеялся хоть что–то увидеть. Но оказалось, что я просто не могу закрыться в шкафу, потому что дверца с обратной стороны абсолютно гладкая, не считая вентиляционных щелей, куда мои пальцы в перчатке скафандра не пролазили.

Менять позицию было поздно, мне ничего не оставалось, как приспустить стекло шлема и замереть, притворившись скафандром.

Вошедшие рассыпались по рядам и завозились, пакуясь в скафандры, к нам в последний ряд дошел только один. Он сунул нос в мой шкаф и вроде как собрался меня доставать.

Я сделал движение рукой, рассчитывая прижать его за шею, но не тут–то было! Он в страхе прянул от меня, как заяц, отпрыгнул назад, замер с расширенными глазами, но спустя мгновение перевел дух, схватившись за сердце. А потом с раздражением проворчал:

– Милхауз! Придурок! Опять твои дурацкие штучки! Нашел время! – С этими словами он бросился ко мне, хотел толкнуть меня в грудь и вообще немножко утрамбовать поглубже в шкаф. Тогда я наконец смог аккуратненько его вырубить. Из дальнего шкафа на возню высунулся Еж с лучевиком, я махнул ему – скройся, мол, обратно, – и он мигом убрался.

Я быстренько запихал обмякшее тело в свой шкаф и защелкнул там, а сам забрался в соседний, размышляя так: если его станут искать, пусть думают, что дезертировал. Это ведь не военные, а, видимо, посланная наружу бригада техников, наверняка до смерти напуганных авралом – после взрыва прошло всего восемь минут. Словом, вряд ли они, уже облаченные в скафандры, начнут с пристрастием разыскивать пропавшую единицу, когда у них там наверху флюгер вместо энергоприемника.

Я оказался прав, и даже более того – его вообще не стали искать. Судя по доносящимся звукам, они загружались в шлюз в два приема, и первая партия могла подумать, что пропавший еще остался, а вторая – что он уже вышел.